arriba

С востока дул холодный резкий ветер. Он беспорядочно трепал волосы и обжигал щеки. Только глаза от гневного дуновения спасали солнцезащитные очки. В тот момент, казалось, они спасали меня от всего: не хотелось видеть ни яркого солнца, ни пенистого моря, ни усыпанного ракушками-завитушками берег. Я смотрел на темно-синее небо, а в голове с сумасшедшей скорость, как бы наперегонки, пробегали слова. Одно за другим они рвались вперед, доказывая мне свою важность и значительность. В конце концов, устав от этой гонки я опустил голову и посмотрел вниз: море ласкало берег, берег отвечал взаимностью. Он был таким теплым, мягким, податливым, совсем не возражал и, похоже, ему это очень нравилось. Такое их общение, наверно, не нарушалось никогда. И никто не мог это прекратить. Когда резвящаяся детвора оставляла на мокром песке смешные следы, в ту же минуту море бережно заглаживало неровности, и берег снова становился его. Бывало, море вдруг становилось резким, и с силой, словно гневаясь, выбрасывало на брег пенящиеся острые волны. Берег терпеливо принимал это и ни чуть не показывал огорчения. 
Казалось, между ними было что-то, что знали только они. Казалось, что они оба знают какое-то волшебное, секретное слово, которое позволяло им так безропотно любить друг друга. 
Жаль, что берег нем. Жаль, что море безмолвно.